[Благословенный
сказал]: «Монахи, необученный заурядный человек испытывает приятное
чувство, болезненное чувство, ни-приятное-ни-болезненное чувство.
Обученный ученик Благородных тоже испытывает приятное чувство,
болезненное чувство, ни-приятное-ни-болезненное чувство. Так в
чём же, монахи, разница, в чём несоответствие, в чём отличие между
обученным учеником Благородных и необученным заурядным человеком?»
«Учитель,
наши учения укоренены в Благословенном, направляемы Благословенным,
находят пристанище в Благословенном. Было бы хорошо, если бы
Благословенный [сам] прояснил значение этого утверждения. Услышав
это из его уст, монахи запомнят это».
«Тогда слушайте
внимательно, монахи. Я буду говорить».
«Да,
Учитель» – ответили монахи. Благословенный сказал:
«Монахи,
когда необученный заурядный человек встречается с болезненным
телесным чувством, он печалится, горюет и плачет. Он рыдает,
бьёт себя в груди, становится обезумевшим. Он испытывает два
чувства – телесное и умственное. Представьте, как если бы человека
пронзили бы дротиком, а затем его тут же вслед пронзили бы вторым
дротиком, так что этот человек ощутил бы чувство, вызванное
[ударом] двух дротиков. Точно также, когда необученный заурядный
человек встречается с болезненным телесным чувством, он печалится,
горюет и плачет. Он рыдает, бьёт себя в груди, становится обезумевшим.
Он испытывает два чувства – телесное и умственное.
Встречаясь
с этим же самым болезненным чувством, он питает к нему отвращение.
Когда он питает отвращение к болезненному чувству, то в этой
ситуации за этим стоит скрытая склонность к отвращению в отношении
болезненного чувства. Встречаясь с болезненным чувством, он
ищет наслаждения в чувственных удовольствиях. И почему? Потому
что необученный заурядный человек не знает какого-либо спасения
от болезненного чувства, кроме как чувственное удовольствие.
Когда он ищет наслаждения в чувственных удовольствиях, то в
этой ситуации за этим стоит скрытая склонность к страсти в отношении
приятного чувства. Он не понимает в соответствии с действительностью
происхождения и исчезновения, удовольствия, опасности и спасения
в отношении этих чувств. Когда он не понимает этих вещей, то
в этой ситуации за этим стоит скрытая склонность к невежеству
в отношении ни-приятного-ни-болезненного чувства1.
Если он
ощущает приятное чувство, он ощущает его, прицепившись [к нему].
Если он ощущает болезненное чувство, он ощущает его, прицепившись.
Если он ощущает ни-приятное-ни-болезненное чувство, он ощущает
его, прицепившись. Таков, монахи, необученный заурядный человек,
который прицепился к рождению, старению и смерти; который прицепился
к печали, стенанию, боли, горю и отчаянию; который прицепился
к страданиям, я говорю вам.
Монахи,
когда обученный ученик Благородных встречается с болезненным
телесным чувством, он не печалится, не горюет и не плачет. Он
не рыдает, не бьёт себя в груди, не становится обезумевшим2.
Он ощущает [только] одно чувство – телесное, но не умственное.
Представьте, как если бы человека пронзили бы дротиком, но тут
же вслед не пронзили бы вторым дротиком, так что этот человек
ощутил бы чувство, вызванное [ударом] только одного дротика.
Точно также, когда обученный ученик Благородных встречается
с болезненным телесным чувством, он не печалится, не горюет
и не плачет. Он не рыдает, не бьёт себя в груди, не становится
обезумевшим. Он ощущает [только] одно чувство – телесное, но
не умственное.
Встречаясь
с этим же самым болезненным чувством, он не питает к нему отвращения.
Так как он не питает отвращения к болезненному чувству, то в
этой ситуации за этим не стоит скрытой склонности к отвращению
в отношении болезненного чувства. Встречаясь с болезненным чувством,
он не ищет наслаждения в чувственных удовольствиях. И почему?
Потому что обученный ученик Благородных знает спасение от болезненного
чувства, отличное от чувственного удовольствия. Поскольку он
не ищет наслаждения в чувственных удовольствиях, то в этой ситуации
за этим не стоит скрытой склонности к страсти в отношении приятного
чувства. Он понимает в соответствии с действительностью происхождение и исчезновение, привлекательность, опасность и спасение в отношении
этих чувств. Поскольку он понимает эти вещи, то в этой ситуации
за этим не стоит скрытой склонности к невежеству в отношении
ни-приятного-ни-болезненного чувства.
Если он
ощущает приятное чувство, он ощущает его, отсоединившись [от
него]. Если он ощущает болезненное чувство, он ощущает его,
отсоединившись. Если он ощущает ни-приятное-ни-болезненное чувство,
он ощущает его, отсоединившись. Таков, монахи, обученный ученик
Благородных, который отсоединился от рождения, старения и смерти;
который отсоединился от печали, стенания, боли, горя и отчаяния;
который отсоединился от страданий, я говорю вам».
[И далее он добавил]:
«Мудрец, обученный, не ощущает
Приятного, болезненного [умственного] чувства.
В этом его великое отличие
От заурядного простолюдина.
В обученном, постигшим Дхамму,
Кто ясно видит этот мир и следующий,
Желанное не провоцирует сознания,
А к нежеланному нет отвращения [у него].
Влечения и отторжения в нём больше не найти,
Ведь погасил обоих он, конец им положил.
Познав чистейшее и беспечальное,
Преодолев существование, он понимает правильно».
|