| [Благословенный
сказал]: «Монахи, когда огромный лесной слон направляется на пастбище,
другие слоны – самцы, самки, молодняк и маленькие слонята – идут
впереди него и ломают верхушки травы, то от этого он чувствует
отторжение, унижение, отвращение. Когда огромный лесной слон направляется
на пастбище, другие слоны – самцы, самки, молодняк и маленькие
слонята – едят погнутые и поломанные ветки, то от этого он чувствует
отторжение, унижение, отвращение. Когда огромный лесной слон вошёл
в водоём, а другие слоны – самцы, самки, молодняк и маленькие
слонята – опережают его и мутят своими хоботами воду, то от этого
он чувствует отторжение, унижение, отвращение. Когда огромный
лесной слон вышел из водоёма, а слонихи проходят, обтираясь о
его тело, то от этого он чувствует отторжение, унижение, отвращение.
И тогда
мысль приходит к огромному лесному слону: «Сейчас я живу будучи
окружённым другими слонами: самцами, самками, молодняком и маленькими
слонятами. Ем траву с поломанными верхушками, а они едят мои
погнутые и поломанные ветки. Я пью мутную воду, а когда выхожу
из водоёма, слонихи проходят, обтираясь о моё тело. Что если
я буду проживать один вдали от стада».
И спустя
какое-то время он проживает один вдали от стада. И тогда он
ест траву с неполоманными верхушками, никто не ест его погнутые
и поломанные ветки, он пьёт чистую воду, а когда выходит из
водоёма, слонихи не обтираются о его тело. И тогда мысль приходит
к огромному лесному слону: «В прошлом я жил будучи окружённым
другими слонами… проходили, обтираясь о моё тело. Но теперь
я живу один, вдали от стада. Я ем траву… не обтираются о моё
тело». Сломав охапку веток своим хоботом, потерев ей своё тело,
он, будучи довольным, утоляет свой зуд.
Точно так же,
монахи, когда монах пребывает в окружении монахов, монахинь,
мирян, мирянок, царей и царских министров, учителей иных учений,
учеников учителей иных учений, то в этом случае мысль приходит
к нему: «Сейчас я живу, будучи окружённым монахами… учениками
учителей иных учений. Что если я буду проживать один, вдали
от общества?»
Он затворяется
в уединённом обиталище: в лесу, у подножья дерева, на горе,
в узкой горной долине, в пещере на склоне холма, на кладбище,
в лесной роще, на открытом пространстве, у стога соломы. Уйдя
в лес, к подножью дерева или в пустую хижину, он садится со
скрещенными ногами, выпрямив тело и установив осознанность впереди.
Оставив
жажду к миру, он пребывает с осознанным умом, лишённым жажды.
Он очищает свой ум от жажды. Оставив недоброжелательность и
злость, он пребывает с осознанным умом, лишённым недоброжелательности,
желающий блага всем живым существам. Он очищает свой ум от недоброжелательности
и злости. Оставив лень и апатию, он пребывает с осознанным умом,
лишённым лени и апатии – осознанный, бдительный, воспринимая
свет. Он очищает свой ум от лени и апатии. Оставив неугомонность
и сожаление, он пребывает без взволнованности с внутренне умиротворённым
умом. Он очищает свой ум от неугомонности и сожаления. Отбросив
сомнение, он пребывает, выйдя за пределы сомнения, не имея неясностей
в отношении благих [умственных] качеств. Он очищает свой ум
от сомнения.
(1) Отбросив
эти пять помех, загрязнений ума, качеств, что ослабляют мудрость – он, отстранённый от чувственных удовольствий, отстранённый
от неблагих состояний [ума], входит в первую джхану и пребывает [в первой джхане],
которая сопровождается направлением [ума на объект медитации] и удержанием [на нём], а также восторгом и удовольствием, что рождены этим отбрасыванием.
Будучи счастливым, он утоляет свой зуд.
(2-9)
С угасанием направления и удержания он входит [во вторую джхану] и пребывает во второй джхане…1
в третьей… в четвёртой… в сфере безграничного пространства…
в сфере безграничного сознания… в сфере отсутствия всего… в
сфере ни-восприятия-ни-не-восприятия… входит в прекращение восприятия и чувствования и пребывает [в нём], и, [когда он] увидел
[это] мудростью, его пятна загрязнений ума полностью уничтожились.
Будучи счастливым, он утоляет свой зуд».
|