[Благословенный
сказал]: «Монахи, есть эти пять элементов спасения. Какие пять?
(1) Вот,
когда монах обращает внимание на чувственные удовольствия, его
ум не устремляется к этому, не становится успокоенным [ими],
утверждённым и сфокусированным на них. Но когда он обращает
внимание на отречение, его ум устремляется к этому, становится
успокоенным [им], утверждённым и сфокусированным на нём. Его
ум является хорошо отступившим, хорошо развитым, хорошо взошедшим,
хорошо освобождённым, хорошо отсоединённым от чувственных удовольствий.
И он свободен от этих беспокоящих и тревожащих пятен, что возникают,
имея своим условием чувственные удовольствия. Он не чувствует
этого вида чувства. Вот что объявлено спасением от чувственных
удовольствий.
(2) Далее,
когда монах обращает внимание на недоброжелательность, его ум
не устремляется к этому, не становится успокоенным [ею], утверждённым
и сфокусированным на ней. Но когда он обращает внимание на доброжелательность,
его ум устремляется к этому, становится успокоенным [ею], утверждённым
и сфокусированным на ней. Его ум является хорошо отступившим,
хорошо развитым, хорошо взошедшим, хорошо освобождённым, хорошо
отсоединённым от недоброжелательности. И он свободен от этих
беспокоящих и тревожащих пятен, что возникают, имея своим условием
недоброжелательность. Он не чувствует этого вида чувства. Вот
что объявлено спасением от недоброжелательности.
(3) Далее,
когда монах обращает внимание на причинение вреда, его ум не
устремляется к этому, не становится успокоенным [им], утверждённым
и сфокусированным на нём. Но когда он обращает внимание на непричинение
вреда, его ум устремляется к этому, становится успокоенным [им],
утверждённым и сфокусированным на нём. Его ум является хорошо
отступившим, хорошо развитым, хорошо взошедшим, хорошо освобождённым,
хорошо отсоединённым от причинения вреда. И он свободен от этих
беспокоящих и тревожащих пятен, что возникают, имея своим условием
причинение вреда. Он не чувствует этого вида чувства. Вот что
объявлено спасением от причинения вреда.
(4) Далее,
когда монах обращает внимание на форму, его ум не устремляется
к этому, не становится успокоенным [ею], утверждённым и сфокусированным
на ней. Но когда он обращает внимание на бесформенность, его
ум устремляется к этому, становится успокоенным [ею], утверждённым
и сфокусированным на ней. Его ум является хорошо отступившим,
хорошо развитым, хорошо взошедшим, хорошо освобождённым, хорошо
отсоединённым от формы. И он свободен от этих беспокоящих и
тревожащих пятен, что возникают, имея своим условием форму.
Он не чувствует этого вида чувства. Вот что объявлено спасением
от формы.
(5) Далее,
когда монах обращает внимание на личностное существование, его
ум не устремляется к этому, не становится успокоенным [им],
утверждённым и сфокусированным на нём. Но когда он обращает
внимание на прекращение личностного существования, его ум устремляется
к этому, становится успокоенным [им], утверждённым и сфокусированным
на нём. Его ум является хорошо отступившим, хорошо развитым,
хорошо взошедшим, хорошо освобождённым, хорошо отсоединённым
от личностного существования. И он свободен от этих беспокоящих
и тревожащих пятен, что возникают, имея своим условием личностное
существование. Он не чувствует этого вида чувства. Вот что объявлено
спасением от личностного существования.
Наслаждение
чувственными удовольствиями не залегает в нём. Наслаждение недоброжелательностью
не залегает в нём. Наслаждение причинением вреда не залегает
в нём. Наслаждение формой не залегает в нём. Наслаждение личностным
существованием не залегает в нём1.
Поскольку
он не имеет скрытых склонностей к наслаждению чувственными удовольствиями,
наслаждению недоброжелательностью, наслаждению причинением вреда,
наслаждением формой, и наслаждением личностным существованием,
он зовётся монахом, который лишён скрытых склонностей. Он отрезал
жажду, сбросил оковы и, полностью пробившись сквозь самомнение,
положил конец страданиям. Таковы, монахи, пять элементов спасения».
|