[Благословенный
сказал]: «Монахи, меня воспитывали утончённым, необычайно утончённым,
неимоверно утончённым. В резиденции моего отца были сделаны
лотосовые пруды просто ради моего удовольствия: один с цветущими
красными лотосами, другой с цветущими белыми лотосами и третий
с цветущими голубыми лотосами.
Я не пользовался
иным сандаловым деревом, кроме как привезённым из Каси. Мой
тюрбан, как и моя туника, нижние одеяния, верхние одеяния
были сделаны из касийской ткани. Днём и ночью надо мной держали
белый навес, чтобы защитить меня от жары и холода, пыли, травы
и росы.
У
меня было три дворца: один для зимнего сезона, один для летнего,
один для сезона дождей1.
Четыре месяца я проводил во дворце для сезона дождей, где
меня развлекали музыканты, и среди них [были только женщины
и] не было ни одного мужчины. И я ни разу не покидал дворца.
Тогда как рабов, слуг и рабочих в других домах кормили разбитым
рисом и кислой кашей, в доме моего отца им давали выбранный
горный рис, мясо, варёный рис.
(1)
Среди такой роскоши и утончённой жизни мысль пришла ко мне:
«Необученный заурядный человек, будучи сам подверженным старости
и не способный избежать старости, чувствует отторжение, унижение,
отвращение, когда видит того, кто стар, [но в этом случае]
он не замечает собственной ситуации. Ведь и я тоже подвержен
старости и не способен избежать старости. Поскольку это так,
то если бы я ощутил отторжение, унижение, отвращение при виде
того, кто стар, это было бы неподобающе для меня». И когда
я обдумал это, моё опьянение молодостью было всецело отброшено.
(2)
[Мысль пришла ко мне]: «Необученный заурядный человек, будучи
сам подверженным болезням и не способный избежать болезней,
чувствует отторжение, унижение, отвращение, когда видит того,
кто болен, [но в этом случае] он не замечает собственной ситуации.
Ведь и я тоже подвержен болезням и не способен избежать болезней.
Поскольку это так, то если бы я ощутил отторжение, унижение,
отвращение при виде того, кто болен, это было бы неподобающе
для меня». И когда я обдумал это, моё опьянение здоровьем
было всецело отброшено.
(3)
[Мысль пришла ко мне]: «Необученный заурядный человек, будучи
сам подверженным смерти и не способный избежать смерти, чувствует
отторжение, унижение, отвращение, когда видит того, кто умер,
[но в этом случае] он не замечает собственной ситуации. Ведь
и я тоже подвержен смерти и не способен избежать смерти. Поскольку
это так, то если бы я ощутил отторжение, унижение, отвращение
при виде того, кто умер, это было бы неподобающе для меня».
И когда я обдумал это, моё опьянение жизнью было всецело отброшено.
Монахи,
есть такие три вида опьянения. Какие три?
* опьянение
молодостью,
*
опьянение здоровьем,
*
опьянение жизнью.
Опьянённый молодостью, необученный заурядный человек пускается
в неблагое поведение телом, речью и умом. С распадом тела,
после смерти, он перерождается в состоянии лишений, в несчастливом
уделе, в нижних мирах, [даже] в аду. Опьянённый здоровьем…
опьянённый жизнью… перерождается в состоянии лишений, в несчастливом
уделе, в нижних мирах, [даже] в аду.
Опьянённый
молодостью монах оставляет [монашескую] тренировку и возвращается
к низшей жизни [домохозяина]. Или опьянённый здоровьем… Или
опьянённый жизнью, он оставляет [монашескую] тренировку и
возвращается к низшей жизни [домохозяина]». [И далее он добавил]:
«Болезням, старости и смерти
Подвержены простые люди.
Им отвратительны [все те],
Кто соответствует природе.
Если б имел я отвращение
К тем, кто таков из-за природы,
Неправильно бы это было,
Ведь я и сам такой же точно.
Пока я пребывал в подобном,
Без обретений состояние поняв,
Преодолел все виды опьянений –
Здоровьем, молодостью, жизнью –
Защиту видя [только] в отречении.
Возникло рвение во мне,
Когда увидел я ниббану.
И неспособен я теперь
Попасть под наслаждение чувств.
Опершись на святую жизнь,
Назад уже не поверну».